Антинаркотический транснациональный интернет-конкурс "Майя" (Maya). Видео, фото, плакаты, рисунки против наркомании и алкоголизма

Следствие шло почти год. Всё это время я морально готовилась к зоне. Я точно знала, что будет реальный срок, потому что медобследование дало заключение, что я нуждаюсь в принудительном лечении. Муж объяснял, какие там порядки, как себя вести и т.д. Женская зона и мужская – большая разница, но из женщин у меня не было ни одной знакомой, которая бы сидела в колонии.

Конечно, я переживала и очень боялась зоны. Мама и родственники узнали, что у меня будет суд только накануне. У мамы был шок. Она никак не могла поверить, что её дочь будут судить. То, что я употребляю наркотики, она вообще узнала только в день суда. Она требовала от меня, чтоб я сказала правду, но я не могла. Подельников на суде, конечно, не было. Муж был неподалёку, возле здания суда. Судья дал мне год лишения свободы. Сказал, что это, чтобы знала в следующий раз, с кем связываться. Он также мало верил, что это мои наркотики – слишком бурная биография была у моих подельников. 

И вот, в зале суда меня взяли под стражу. Ночь я провела в изоляторе отдела милиции. В камеру меня не закрывали, я сидела в коридоре отдела. Плакала от страха и от того, что ничего нельзя было изменить. До меня, наконец, дошло, что я за решёткой, надолго. Мне казалось, что год – это так много…

В отделе я встретила одного наркомана лет сорока-пятидесяти. Он казался мне жутким стариком. Он тогда сказал мне: «Посмотри на меня, лет через 15-20 ты будешь выглядеть ещё хуже. И конец для тебя один: или умрёшь под забором, или погибнешь от ножа». Сказал, что мне нужно остановиться, пока не поздно. Это возмутило и оскорбило меня до глубины души. Чтоб я стала такой – никогда. И эти пророческие слова прошли мимо меня. О, если б я тогда их услышала…

Утром меня увезли в тюрьму, и за мной захлопнулись двери на свободу. Тюрьма встретила меня ужасной вонью, запахом махорки, гнили, пота и ещё чего-то противного. Такого запаха я ещё нигде не встречала, только в тюрьме, одинаковый во всех тюрьмах. И люди, находившиеся там, пахнут одним запахом. Потом к нему привыкаешь. А первое время – ужас. Я шла, сжавшись в пружину, готовую в любой момент распрямиться, хотя с виду была спокойна, несмотря на унизительное раздевание при всех во время шмонов.

В камере я встретила одну наркоманку из нашего города. У неё уже был опыт, это была её 3-я судимость. С первых слов мы нашли общих знакомых, и через полчаса мы с ней курили косяк ручника. В Пржевальске маленькая тюрьма – всего одна женская камера. Контингент разный, есть случайные люди. За экономические преступления сидели люди далёкие от преступного мира, маслокрады, и кому-то не понравилось, что мы курим. Я знала, что с первого раза нельзя позволять себя задевать, и затеяла драку. Начался кипиш, и в первый же день я оказалась в карцере на 5 суток.

Через какое-то время я освоилась, поняла, что и в тюрьме можно жить, только меньше надо болтать и следить за своими поступками. Чтоб как-то отвлечься, девчата пишут мульки¹ в мужские камеры. Возникают романы. Обстановка располагает, а с любовью жить легче, да и поддерживают друг друга, одеждой, продуктами, сигаретами. До суда положена только одна передача в месяц – 5 кг. А из камеры в камеру передаётся всё, вплоть до наркоты, через ментов или расконвойников – заключённых, оставшихся после суда работать в тюрьме. Их еще называют «хозбандиты». Это низкая каста, их не уважают, но без них в тюрьме не обойтись. Как бы ужасно не давили решётки, но человек может выжить везде.