Минут десять сижу на лавочке у подъезда - боюсь заходить внутрь. Понимаю, что уйти – некрасиво, меня ждут. Ждут, чтобы рассказать, возможно, самую тяжёлую историю в своей жизни. Собираюсь с духом, проверяю на месте ли диктофон и блокнот с ручкой, встаю, и снова сажусь. Думаю о чём-то, прихожу в себя от резкого и громкого удара входной двери об стену. На крыльце женщина лет сорока, в лёгкой куртке защитного цвета, синих джинсах, солнечных очках. Подходит ко мне: «Здравствуйте, я – Анна, может быть, пересядем, хочется на солнце?» Без слов мы проходим несколько метров от дома до детской площадки, тишину нарушают лишь радостные детские возгласы. Анна протирает салфеткой, которую достала из кармана, всю скамью и кивком приглашает сесть. Почему-то я сразу пронизываюсь к ней симпатией. Достаю диктофон, и она начинает говорить:
«Гоша рос хорошим мальчиком. В детстве, правда, много болел, часто лежал в больницах, поэтому у него не было друзей. Разве что книги, разные энциклопедии, да плюшевый медведь. В школу пошёл, учился хорошо. Математику лучше всех в классе понимал! Порой придёт домой, достанет учебники из ранца, разложит учебники и тетради, и решает. Зовёшь обедать – не дозовёшься, приходилось в комнату ему борщ приносить. Он тихий был, спокойный. Никогда на него учителя не жаловались, всем он нравился. Несколько лет подряд городские олимпиады выигрывал, серебряную медаль получил. Она до сих пор у нас дома…
Голос прерывается, Анна достаёт носовой платок и вытирает слезу, покатившуюся по правой щеке. Ещё пару секунд, и она продолжает:
…Он школу закончил в шестнадцать лет. Хотел в армию пойти, но куда? До восемнадцати – не призывник. А он с детства мечтал стать военным. Учил звания, погоны, сколько у кого звёздочек. Поступил в институт, на физмат. В день, когда праздновали зачисление, он рано домой вернулся, не захотел со всеми пьянствовать. На все лекции ходил, после учёбы даже успевал подрабатывать. У нас деньги были, всегда давали ему карманные, а он сказал, что самостоятельным хочет быть. Сначала репетитором был, потом официантом в кафе начал работать. Там они и познакомились. Она часто приходила со своими друзьями туда. Мы с Гошиным папой даже не подозревали ничего. Удивлены были, когда сын привёл девушку к нам домой знакомиться. Нам она сразу не понравилась, но мы ничего не сказали. Первая любовь, всё-таки. А потом пожалели…
Передо мной сидит взрослая красивая женщина. Она молчит. Не потому, что ей нечего сказать, а потому, что ей трудно это сделать. Я вижу, как дрожат её губы, как трясутся её руки, которые они не может унять уже несколько минут.
…Мы пожалели, что не препятствовали. У меня сердце почуяло что-то неладное, когда я её увидела. Вроде красивая, но слишком бледная, худая. Но об этом мы и не думали. Гоша стал работать много, дома почти не появлялся, институт забросил. Мы пытались его образумить, но видно плохо пытались. Как-то раз я зашла в его комнату, хотела взять вещи, чтобы постирать. Беру джинсы, а из карманы падает шприц. Сын зашёл в комнату, кричать начал, мол не надо лезть в его жизнь! Вечером отец пришёл с работы, мы сели втроём на кухне, начали говорить. Гоша слушал, не перебивал. Я в его глазах какую-то беспомощность заметила. Как будто он хочет избавиться от этого, но не может. Мы его сразу решили к врачам отвести, положили в больницу. Сын пролежал там полтора месяца. Всё налаживаться начало, по крайней мере, нам так казалось. А потом снова… В общем, он был в больнице четыре раза – выйдет оттуда другим человеком. Месяц, два – всё хорошо, и опять по-новому. В последний раз, на следующий день после выхода из реабилитационного центра, он взял мою машину без спроса, поехал за девушкой, у неё с собой, как выяснилось, было много наркотиков… А через два часа нам позвонили из милиции. Я помню, что назвали их имена, фамилии, сказали, они были под действием наркотических веществ, Гоша не справился с управлением, и машину выбросило в кювет…
Её рассказ прерывается детским заливистым смехом. К нам бежит мальчуган лет четырёх, в красной курточке, с большим грузовиком в руках: «Мама Аня, мама Аня! Подержи машинку, не хочу больше машинку, хочу куличики!» Анна немного смущается, в её глазах всё ещё слёзы. «Конечно, Гошенька, бери лопатку», - говорит она, провожает взглядом мальчика и опускает глаза.
Когда Гоши не стало, мы места себе не находили. Представляете, не смогли уберечь сына. Я всегда буду винить себя в этом. Через три месяца после похорон, я сидела на скамейке около церкви, ко мне подошла женщина, протянула листок. Что-то о проблемах детских домов в России. На следующий день, с похожим текстом пришло письмо на электронный адрес. Потом подруга рассказала, что едет в приют отвозить подарки детям – Новый Год приближался. Во мне что-то щёлкнуло, я решила с ней поехать. Там я и увидела это чудо. Он сам ко мне подошёл, сказал, что его Гошей зовут. Тут я и поняла, что это судьба…
Маленький Гоша показал мне куличики, рассказал стишок про маму. Мы попрощались, я поблагодарила Анну за смелость. Она обняла меня, её приёмный сын сделал то же самое. Я шла к остановке, а в голове вертелось множество мыслей. Но, почему-то, их перебивали известные слова Сергея Есенина:
«До свиданья, друг мой, без руки, без слова,
Не грусти и не печаль бровей, —
В этой жизни умирать не ново,
Но и жить, конечно, не новей».
Комментарии:
Нет комментариев