Сухан не понравился мне при знакомстве. На такого на улице и внимания-то не обратишь, долговязый, сухой, длинные руки, густые темные брови, глубоко посаженные карие глаза. Но он умел очаровать манерой движений: весь текучий и плавный, как леопард. А его голос завораживал, слушая его, я теряла смысл речи.
Он добивался меня недолго. Хотя я была отличница, "запретное" манило меня, а его дерзость выгодно отличалась от сентиментальных ухаживаний других парней. Скрытность, многозначительные намеки, незнакомые мне слова придавали его образу исключительность, романтику и особый, опасный шарм в моих глазах. Когда я спрашивала его: "Чем занимаешься?", он уклончиво и непонятно отвечал: "Лохи - не мамонты, не вымрут".
Мы с Суханом встречались в моей комнате в общаге Горного института, когда соседки уходили на лекции, трахались, курили сигареты, пили крепкий дешевый чай, а потом шли гулять на рынок у метро "Ленинский проспект". Я отвлекала продавца расспросами, а Сухан воровал для меня книги, плюшевых зайцев, колбасу, курицу и мои любимые пирожные "Эклеры" с выставленных лотков. Потом мы бежали, держась за руки, к магазину "1000 мелочей", греться и смеяться над глупыми и нерасторопными продавцами. Это заводило меня сильнее секса: драйв, кураж, озорство. Мы возвращались в общагу, готовили в общей кухне обед, торопливо съедали его в уютной девичьей комнате. Это была беззаботная жизнь моего первого семестра в институте. Когда возвращались Лена и Юля, Сухан уходил к себе в комнату, как он говорил, на хату.
Вечером все его друганы собирались на хате. Сухан, Маныч, Серый, Витек и Турболет. Они не учились в институте, а в общаге жили по-вписке у двух студентов-земляков. Я даже не знала, как зовут этих забитых и запуганных парней в очках, которые как тени, иногда проскальзывали по комнате, и тут же уходили в магазин или в аптеку, куда их посылали купить по поддельным рецептам трамал. А друзья Сухана возвращались вечером с добычей, скидывали ее в угол и хвастались, кто чего добыл: дубленки, пилоты, пуховики, ворованные на корейском рынке, реже - драгоценности и деньги (они устраивали упакованным дамочкам гоп-стоп в подворотнях).
Я приходила к ним в комнату есть трамал и разговаривать. Ночь напролет мы изливали друг другу душу в приступе откровения, отличница и пять воров, испытывая чувство единения и искренней наркоманкой любви. Из представительниц слабого пола я была одна на этих посиделках, что очень мне льстило. Вела я себя с ними на равных, дерзила и чувствовала, что мне все простят.
Однажды речь зашла о мужчинах и женщинах. Я была в ударе: высказывалась о равноправии, о женском уме, логике, о чем-то еще. Они не понимали и половины из того, что я говорила, поэтому соглашались, усмехались и похабно, но не зло подшучивали надо мной. Один Серега, который раньше всегда молчал, возразил мне что-то умное. Он сидел на полу и его мучала ломка: накрытый двумя одеялами, Серый трясся от озноба и выглядел отвратительно: худой как скелет, с серыми пятнами на лице и колючим, затравленным взглядом. "О, боже! - воскликнула я, - Кто это говорит? Ты, что ли? Мужчина! Тебя человеком-то трудно назвать! На тебя смотреть противно!" - и тут же отвернулась от него к Сухану. Я забыла о своих словах сразу же, как сказала их, но эта небрежность едва не стоила мне жизни...
У мне не было сильных чувств к Сухану, скорее, любопытство, он открывал для меня "плохую жизнь". Я видела в нем и его друзьях обычных людей, которые занимаются чем-то необычным. Воровство, кражи, мошенничество, гоп-стоп. Я не задумалась о жертвах. При мне они редко обсуждались детали, а я плохо представляла себе, как это происходит, и не осуждала ребят. Меня не интересовало, где они берут деньги. А вот наркотики притягивали меня, я хотела попробовать героин.
Я быстро научилась определять, когда Сухан был вмазанный: зрачки становились маленькие, как концы иголок, колючие и наглые, а он - такой уверенный в себе, тянет слова вальяжно и хрипло. Мои соседки не могли его выносить таким. Он хамил и доводил их до слез. Я старалась заступаться, но про себя смеялась над тем, как хлестко и правдиво он выставлял их дурами. И теперь, как только раздавался его особенный стук с тихим поскребыванием в дверь нашего блока, Лена и Юля брали нужные вещи и уходили к сокурсницам на восьмой этаж. А я льнула к нему и выдумывала разные уловки, что бы он дал мне попробовать героин. Он называл меня глупенькой дурочкой, целовал в нос и говорил, что ради меня сам скоро бросит колоться.
Отношения длились недолго. Два месяца.
Финал был отчаянный, как и должно было быть. Хотя, мне повезло...
Я была одна дома, когда раздался знакомы поскребывающий стук. Улыбаясь неожиданному сюрпризу, я открыла дверь. На пороге стоял не Сухан. Это был Серега, но какой-то другой. Его не трясло, двигался он неторопливо и медленно, как засыпающая в полете муха, черты лица расслаблены, а в выражении глаз высокомерие и непонятное превосходство. Он был на героине, поняла я, испугалась и не хотела впускать, но он сказал, что нужно поговорить о чем-то важном.
Разговор выходил странный. Серега признавался мне в любви, рассказывал, какая я красивая, что неизгладимое впечатление произвожу. Я молчала. Было тягостно и непонятно, к чему он это говорит. Вдруг он предложил сменить тему и развеяться, поиграть в карты, в "Дурочка" на интерес. Мне показалось, что это глупо. Но он как будто гипнотизировал меня, подавляя мою волю. Серега пообещал, что как только мы сыграем - он уйдет. Я поверила и согласилась. Я не понимала, как играю, кажется, даже масти различала с трудом, и конечно же проиграла.
- Ну все, пока. До встречи! - с облегчением сказала я.
- Нет, нет, нет, девочка! Ты проиграла! А знаешь, что значит играть "на интерес"? Ты мне себя проиграла, лохушка. Теперь я могу с тобой сделать все что угодно. И никто не поможет! Даже Сухан твой! По понятиям карточный долг - святое! Да, девочка, вот таки-е-е делааа... Думаешь, я действительно в тебя влюбился? Да, смазливая мордашка, можно дать пососать, но не больше. Больше еще заслужить надо! Поэтому ты мне на х** не сдалась! За твой долг я отрежу тебе палец. Где у вас ножи?
Я сама принесла ему нож для хлеба, с зубчиками. Не могла поверить, что это все правда, и не хотела показывать, как сильно боюсь.
Я положила на стол указательный палец и протянула Сереге нож. Меня трясло, на коже выступил холодный пот.
- Нет, указательный пригодиться тебе еще, давай средний.
Руки не слушались меня, пальцы дрожали. Он сам выпрямил мой средний палец, положил его на стол, опустил лезвие и надавил на него. Я молчала. Он надавил сильней и едва-едва резанул. От страха я впала в ступор, в котором не могла выдавить из себя ни звука.
- Ты смелая! Я передумал! Нахрен мне твой палец. - он отбросил нож, - Давай лучше я тебя угощу. Ты же хотела попробовать героин. Вот я и исполню твое желание. Только не здесь, вдруг кто придет. Пошли в ванну..
Я послушно пошла за ним в ванную комнату. Мы закрылись. Он достал из кармана шприц с мутной, коричневатой жидкостью.
- Давай руку. Да сядь ты на край ванны, что ты трясешься! Поработай-ка кулачком. Вот так, моя девочка, сейчас тебе хорошо будет!
Он ввел иглу в выступивший на моей руке бугорок вены, немного потянул за поршень, так, что в шприц ворвалось облако крови, а потом медленно надавил на шприц, закачивая героин мне в вену.
В глазах взорвалась тысяча солнц, волна прошла сквозь меня и смыла все, что во мне было. Я исчезла.
- Ах ты, сучка, хапнула передоз! - услышала я издалека-далека... Кафель медленно поплыл вверх, потолок закружился, сознание погасло - все, вот я и попробовала героин.
Потом я помню отрывками.
Его ширинка напротив моего лица. Он расстегивает ее и говорит: "Пососи" Мне смешно и безразлично одновременно. Все гаснет
Я лежу, раскинув руки, на крыше, звездное небо кружится надо мной. Холодно. Я лечу в безразличный космос.
"Что со мной?" - спрашиваю я у того, кто надо мной склоняется.
"У тебя, девочка, передоз" - отвечает он.
"Это страшно?"
"Ничего, проблюешься и пройдет"
Я блюю с крыши, кто-то держит меня сзади железной хваткой поперек тела, ветер задувает в распахнутый на груди халат.
"Мне холодно" - говорю я.
"Ничего, потерпи, сейчас согрею! Пойдем, пойдем скорее, нас уже идут отсюда снимать"
...опять не помню...
Тяжело разлепить веки, но я борюсь. Открываю глаза. Сижу на стуле в комнате. За столом незнакомые люди, только один - это он, мой спаситель, недавно бил меня по щекам.
"На, попей чаю" - он подносит чашку к моим губам.
Я не могу сделать даже глоток, меня мутит от запаха и сразу же рвет на пол, я медленно заваливаюсь в лужу блевотины, он подхватывает меня и усаживает обратно на стул. Я хочу сказать "спасибо", но только мычу.
В следующий раз я оказываюсь в своей постели, голая, на коленях. Он трахает меня, но я даже не помню, кто он. На соседних кроватях спят (или делаю вид, что спят) мои соседки. Как стыдно! Опять теряюсь, теперь уже до конца. Больше ничего не помню.
Очнулась я на следующий день после обеда, в комнате кроме меня - никого. Подруги ушли в институт, ночной спутник исчез. В душе так пусто, что если крикнуть туда, услышишь эхо. Слегка подташнивает, мутно в голове, хочется снова заснуть и проснуться только тогда, когда из памяти выветрятся воспоминания о вчерашнем.
Стыда вроде бы нет, есть отвращение или что-то другое, медленно осознаваемое как "Я". Но мне не хочется ничего осознавать. Этого не было... Просто дурной сон! Как стыдно!
Раздался поскребывающий стук в дверь. Внутри меня будто оборвалась тонкая ниточка, на которой висела над пропастью моя душа и теперь ухнула вниз со страха. Я медленно встала и открыла. Серый суетливо проскочил в дверь, отпихнув меня, закрылся изнутри на ключ, схватил за плечи и начал трясти меня и говорить быстро.
- Ну ты и напугала меня вчера. Думал, откинешься от передоза. Я таскал тебя вчера по всей общаге. Нас видели. Сухану уже все рассказали. Он не простит нас! Ты понимаешь, что тебе будет, дура! Они изнасилуют и искалечат тебя.
Я молчу и не верю.
- Бежим со мной! Может быть, я люблю тебя. Я ради тебя колоться брошу.
Я не понимаю, о чем он говорит, несет какую-то чушь. Бежать с ним? Куда? От кого? Произошедшее вчера меня не касается, как не касается теперь вся эта шайка-лейка. Они опротивели мне до тошноты. Плевать на Сухана, я ничего ему не должна. Серега, что он себе придумал? Я учусь в институте, первый курс, и никуда не собираюсь бежать. Я больше никогда не буду связываться с наркоманами и ворами.
Я ответила ему:
- Уходи! Ты противен мне!
- Ладно. Как знаешь. Я тебя предупредил. На тебе на память, подарок! - он протянул мне брелок-корову, белую с черными пятнами и с ромашкой во рту.
Закрыв за ним дверь, я вернулась в постель, с головой накрылась одеялом и уснула некрепким психованным сном. Шприцы, размытые лица "бывших друзей", их скабрезный смех, кровь, стекающая в ванну, блевотина на паркетном полу, коридоры общаги, шаркающие шаги за спиной, чуть шепелявый говорок Сухана, склоняющегося ниже, ниже надо мной, как змей: "Ксюшшшшшенька моя, Ксюшшшшша!" Все смешалось во сне и пропиталось страхом.
Они пришли в гости с удара ноги. Дверь в комнату вылетела с треском. Их было пятеро. Один - незнакомый мне пацан с черными усами, глазами-иголками и манерами хозяина мира. Остальные четверо лебезили перед ним и звали его паханом. Все были вмазанные.
Выбежал сосед из смежной двушки, Антон.
- Что вы себе позволяете? - спросил он.
- А ты кто такой? - задал встречный вопрос пахан
- Я здесь живу!
- Да мне насрать, где ты живешь! Кто ты такой по жизни?
-Я не понимаю вас. Сейчас час ночи! Моя жена уже спит. Вы шумите, выламываете двери. С какой стати?
- Иди сюда, я тебе объясню! - пахан берет его за шиворот, ведет в мою комнату и усаживает рядом с собой на кровати, где спит Юля. Вернее, уже не спит, а испуганно озирается и беспомощно натягивает на себя одеяло. Никто не обращает внимания на нее, гости сами расположились, где хотели, и приготовились к развлечению.
- Ксюша, в чем дело? - строго спрашивает Юля меня.
-Я не знаю.
-Ты меня удивляешь! Я ухожу спать к Наумовой. Завтра контрольная по вышке. Ты помнишь об этом?
- Да - говорю я шепотом и сглатываю ком в горле.
Мне очень страшно. Я молю ее взглядом: не уходи, не оставляй меня с ними, позови кого-то на помощь. Но она уже отвернулась, взяла в руки свою подушку, накинула поверх пижамы халат и вышла из комнаты, одарив меня на прощание злым взглядом. Следом за ней засеменила Лена.
Сухан берет меня за локоть и сильно сдавливает:
- Пошли, поговорим, - и ведет меня в ванную. В глазах моих темнеет, на миг мне кажется, он точно знает про все, что было в этой ванной вчера. Я оглядываюсь. Пахан задает Антону все тот же вопрос: "Кто ты такой?" "Я человек" - говорит Антон. "Волк ты позорный, а не человек! Я спрашиваю кто ты такой по-жизни?"
Дверь закрывается. Мы с Суханом вдвоем в ванной. Я не могу на него поднять глаза.
- Что, сучка, вмазалась вчера и наеблась?
Я молчу.
- Отвечай - он встряхивает меня за руку, - где спрятала своего дружка?
- Я не понимаю...
- Не понимаешь? Эта крыса, Серега, конченный нарик, украл у нас весь общак! Тебя с ним вчера видели, вы шарились обкумаренные по этажам... Сука, - он поднял над мои лицом руку и шипит - Как я ненавижу тебя! Я хочу вырвать твои глаза!
- Не понимаю о чем ты...
- Попробовала девочка героин? Понравилось, да? - голос его вдруг стал елейным - А хочешь еще попробовать? У нас есть!
- Не хочу!
- А что так?
Я молчу.
- Мы будем тебя судить, мразь. По понятиям ответишь. За себя и за эту крысу, своего дружка!
Я молчу и смотрю в пол.
- Подними свои глазки синенькие, бесстыжие. Ну, посмотри на меня, куколка! - Сухан поднял мою голову за подбородок - Ну почему? Объясни мне, почему? Неужели ты так хотела вмазаться героином, что тебе было безразлично, с кем, какой иглой? Серый - он же конченный! Семь лет уже сидит плотно! У него ВИЧ. Вы хоть разными шприцами кололись?
- Я не знаю...
- Дура, конченая дура! Как уебал бы тебя, что бы в башке твоей бараньей прояснилось. Ведь я влюбился в тебя, мразь!
Я в ступоре, не могу ничего сказать или сделать.
- Мне жаль тебя. Пахан решит, что с тобой делать. Денег у тебя все равно столько нет, сколько украл Серый. Скорее всего, они выебут тебя по очереди и в окно выкинут, чтоб не донесла. Пошла, сука! - он открыл дверь и вытолкнул меня в коридор из ванной.
Мы вернулись в комнату. Антона уже не было. Есть ли надежда, что он позовет коменданта общаги?
Недавно эти люди казались мне друзьями, сейчас это были мои враги. Маныч и Турболет лыбились и потирали, гляда на меня, руки. Витек отвернулся, наверное, ему было жаль меня. На столе стоял бочонок с пивом, несколько пачек фисташек, кальмары, сухая рыба. Очистки бросали прямо на пол. Сухан подвел меня к пахану.
- Ты что ли Ксюша?
-Да...
- Ты знаешь, в чем виновата?
- Да!
- В чем же?
-Я хотела попробовать героин.
-И все?
-Да.
- А то, что ты, курица, двух пацанов поссорила, ты не виновата?
- Нет.
- Ты знаешь, где Серый?
- Нет.
- Он приходил к тебе сегодня?
- Да.
- Что он сказал?
- Он сказал, что хочет бежать, и позвал меня бежать вместе с ним. Но я отказалась.
Я увидела, как Сухан дернулся и кинул в меня что-то, но промахнулся. Маленькая пятнистая корова ударилась об стену и упала на пол.
- Он ей брелок сраный подарил. Мы вместе были, когда он стащил его и сказал: "Подарю бабе"! Сука! Удавлю!
-Успокойся, Сухан! Не дергайся. Витек, сними-ка люстру, сделай вон из того шнура петлю и привяжи его к потолку.
Вместо большой лампы зажгли ночной светильник. В комнате воцарился интимный свет, ситуация становилась все менее правдоподобной.
Я беспрекословно забралась на стол, Сухан собственноручно одел мне петлю на шею. Пока я так стояла, я перестала различать звуки. Сухан что-то кричал, но беззвучно. Я сама отдалились, как будто вышла из тела и смотрела со стороны на хищных и самодовольных зверей, на жалкую сгорбленную фигурку в розовой пижаме, стоящую на столе с петлей на шее. У той девушки что-то спрашивали, трясли ее, били по щекам. Бесполезно. Бездушная тряпичная кукла, стеклянные глаза. Потом все исчезло.
Когда я очнулась, оказалось, что я сижу в открытом настежь окне, ноги - на подоконнике.
- Сейчас мы ее проветрим. Придет, сучка, в себя! - Сухан держит руками мои ляжки, - О, открыла глаза! Хочешь повисеть вниз головой, детка? - Он толкает меня вниз.
- Нет, нет, ну пожалуйста, не надо. - шепчу я, цепляюсь за одежду и заглядываю ему в глаза в поисках сострадания. Почему он так поступает? Ведь я знаю, как он пахнет, как сопит во сне, как трогательно загнут направо его вставший член.
Сухан выталкивает меня и истерически хохочет, он в помешательстве.
Что-то происходит со мной, страх вдруг проходит, как будто бы перегорел и погас, вместо него появилась отчаянная смелость. Я отпускаю руки, откидываюсь назад. Пусть все кончится полетом!
Сухан успевает поймать меня за щиколотки и втянуть обратно в комнату. Я смеюсь, лежа на полу, не могу остановиться, Сухан молчит, смотрит на меня и молчит. Остальные про нас забыли, они, кажется, только что вмазались и ловят приход, откинувшись на кроватях.
- Сумасшедшая! Ты чуть не выпала! Хочешь, что бы нас под суд! Пошла нахрен, курица тупорылая!
- Да, да! - смеюсь я - Из-за курицы под суд!
Они ушли под утро, когда солнце уже показалось над соседней стройкой. Через час или полтора пришли Лена и Юля, взлохмаченные со сна. Обе обнаружили, что у них пропали деньги: у одной из сумки, у другой из-под матраса. Они начали кричать на меня. Но я виновато улыбнулась им, а потом начала плакать. Юля обняла меня, погладила по голове и сказала: "Какая же ты дурочка!" И тут меня прорвало. Я взахлеб рассказала о произошедшем. Рыдания сотрясали меня. Юля не выдержала и расплакалась тоже. А за ней и Лена. Так мы и плакали, пока не зазвонил мой будильник.
- Хватит, хватит. - засуетилась Юля. - Перестань плакать. Нужно собираться, опоздаем в институт. Сдадим контрольную по вышке, приедем, дверь починим. Все уже хорошо, хватит плакать.
Я пошла умываться
p.s. Около двух недель, пока ждала результатов анализов, я прожила в страхе, что заразилась СПИДом. Я оказалась здорова. Мне повезло! А Сухана, Маныча и остальных я долго ненавидела и боялась, пока они не исчезли из общаги и моей жизни. Однажды я увидела в программе "Петровка 38", как их арестовывают за мошенничество, которое называется "лохотрон".
Комментарии:
08.04.11, 08:55
бедная, бывает же такое(((