1
Кто-то в сердце вкурил анашу. В.Высоцкий
Чу, Кумазек, Аспара, Татты.
Запах шпал, раскалённых зноем июня.
Когда-то в этих местах бывал и ты –
Помнишь пески Муюнкумов?
Нет, не забыть духан конопли,
чёрных ладоней, набитых баулов,
Чуйских барханов в звёздной пыли,
Лунные тени седых саксаулов.
Воздуха щёлок, рельс камертон,
сигнал семафора, и скорость снижает
длинный состав, товарный вагон,
и лица, по кругу, косяк проявляет.
Чуйской долины волшебный дурман
проник в твою кровь, и навеки
ты в сердце вкурил сладчайший обман
липкой, как смерть, конопляной ветки.
Время как ластик в руках школяра.
Память как сито, всего не упомнишь.
И не удержишь в ладонях «вчера»,
не позовёшь никого тут на помощь.
Нет, не забыть… и рука замерла,
что тут напишешь? пустое.
Жуткой метелью зима замела
юность твою и пространство чужое.
И из «сегодня», бросая свой взгляд
в прошлое, видишь – руины.
И понимаешь – вернуться назад,
как прогуляться меж холмиков глины.
Что же, прощай Алма-Ата, Казахстан,
юность с Чуйской долиной.
Ты постарел, ты и вправду устал
сибирскою стужей гонимый.
Пусть новое время себя повторит.
Жизнь, всё же, добрая сказка.
И новая юность шалушку шабит,
Солнце восходит, Луна серебри
вечность, воспетую Экклезиастом.
2
Я скажу тебе это нá ухо,
озираясь, зачем-то, вокруг.
Никого. Дверь закрытая наглухо.
Я скажу тебе это, мой друг.
Слушай, слушай!.. Ах, что это я, в самом деле!
Колотьё за грудиной и голос дрожит, как стекло,
содрогаясь от стона метели,
за задёрнутым красным окном.
Что со мной? И в какой бородавчатой тьме я?
зазеркальных пространств проводник,
опоясавший строчкою время,
как подарок тебе, сувенир!
Слушай, слушай, мой друг одинокий!
…кокаинистой пылью теней,
бледной музыкой «Nokia» тонкий,
тех, кого и в помине уж нет…
Слушай, друг мой! Натруженным ухом
бред сопливый послушно лови,
обезумивших гениев, ỳрок,
чёрный шёпот венозной крови.
Слушай, друг мой! Пролитою краской
и засохшей в потёках кисти,
как последней, прощальною лаской,
я шепчу Тебе тихо: прости.
3
О, светлой жизни тёмная основа!
Как чёрный бархат под перстень,
где отливает в сколах снова
слезою чистою камень.
Смежив, устало очи
пчелиный воздух легкокрыл.
И под покровом красной ночи
день ослепителен и мил.
Люблю стареющие рано
мозолистые вечера,
косых закатов раны,
ночей бредовых рак.
И шепотком аортным тоже,
не проглотить, не плюнуть ей,
боль егозит под чуткой кожей,
и гнать её от сердца лень.
И сколько их ещё осталось, –
как плоский камень на волне –
дней зарешёточных усталость,
ночей на жёстком топчане.
Комментарии:
Нет комментариев