Глава 3.
Меня поселили одного в комнате, где было две кровати. Насколько я знал, мне очень повезло, ведь обычно психиатрические лечебницы были переполнены, а у нас видимо из-за не большого количества кадров и малого населения было место. Сама же комната была не большой, но хватало места для того, чтобы я мог развернуться и ходить кругами для размышлений. К сожалению, для меня это было, чуть ли не обязательным условием, ведь в детстве упав с двухъярусной кровати, я повредил кору головного мозга на затылке с левой стороны и с тех пор наворачивал круги всегда против часовой стрелки. Врачи это обзывают моторной персеверацией.
Селился я на втором этаже, с видом на дорогу расположенную вне пределов больницы. И потому мог наблюдать за происходящим неподалеку. Это радовало, ведь мог видеть вполне обычную жизнь, не запертых в стенах людей. Хотя еще стоит разобраться, кто больше находится в заточении, они или те, кто там за окном.
Ремень у меня не стали забирать, как это обычно принято, но сказали обязательно закрывать комнату на ключ, когда выхожу, иначе заберут любые вредо-наносящие предметы, до момента пока не покину это здание. В целом меня поселили со спокойными, буйные же находились на первом этаже с решетками. А здесь силились те, кто шел на поправку и в дальнейшем мог надеться на ожидание шапочки. Так мило называли процедуру, в которой цепляли провода к голове на сетчатой основе в виде шапки. Это своего рода финальная стадия, после которой ждет билет домой, если конечно там ждут, да даже если и не ждут, билет будет, хотя возвращаться тогда нет смысла для некоторых, которые не могут жить без сторонней помощи и компании, что тут приобрели.
В комнате находилось помимо кроватей две тумбочки, маленький деревянный столик и шкаф, что далеко не всегда можно было встретить в подобных учреждениях. Обычно много кроватей и все, но видать это своего рода VIP палата, для тех, кто приходит на платной основе, такое всегда практиковалось в подобных заведениях. Иногда родители сбагривают своих детей для лечения, от наркомании, иногда еще что, вроде обследования и т.д. Были бы деньги и место найдется.
Я пришел во время вечерней прогулки и поэтому еще никого не видел, все были на улице, в дворике для гуляний. Сразу же напичкали фруктами, поставили капельницу и ко мне зашел Игорь Владиславович. Проведать и узнать, как я.
- Ну как вам у нас? – Спросил он.
- Да ничего так, миленько, - ответил я, - а ваши больные на меня не кинутся?
- Нет, - рассмеявшись, отвечал он, - буйные в единичных случаях могут, а тут спокойные, так что можете не бояться. Они принимают успокоительные таблетки и снотворное.
- Ммм … - задумчиво замычал я.
- Вы говорили, что пишите книги. Давно этим занимаетесь?
- Ну да, лет с 14 примерно. Тогда пробовал и вот к 26 годам, все стало выходить удачно, но … - я опустил голову. Мы на какое-то время замолчали, но я чувствовал на себя его изучающий взгляд, который пытался проникнуть в мою голову и вырвать находящиеся там мысли.
- Ну что ж, вам нужно отдыхать. Ложитесь, – жестом показывая на кровать, произнес он. – Позже придет дежурный и даст вам снотворное.
Я в ответ кивнул, но все еще прибывал в своих воспоминаниях о первом приеме.
Долго на этих мыслях не стал задерживаться, ведь что было - то было, нужно жить тем, что есть, а не в моментах прошлого. Иначе и свихнуться не сложно или застрять головой в прошлом, на долгий промежуток времени и тем самым многое потерять.
Все-таки чистый ум работает лучше, чем при приеме наркотиков. Хотя впервые приемы так вовсе не кажется, возможно поэтому я и подсел на эту дрянь. Все мы хотим: полегче, получше, побыстрее. Но в этой спешке забываем остановиться и оглядеться. Теряем ли мы что-то или нет, не известно. Но одно я знаю точно, ломка в уплату за такое не лучшая цена.
Решив прочитать то, что я написал для романа достал ноутбук. Открыл файл и начал бегать газами по строчкам:
« … Обняв жену, я отправился поцеловать на ночь дочку. Последнее время она была сама не своя. Подростки … вечные проблемы на ровном месте.
Зайдя в комнату, я увидел её плачущей. Маленький зверёк, зажавшийся в уголке с подушкой в обнимку. Наверно влюбилась, подумал я.
- Кать … не расскажешь мне, что случилось? – Садясь рядышком, спросил я.
- Всё хорошо пап. Не беспокойся. – Ответила она.
… Несколько секунд помолчав …
- Я тебе рассказывал одну историю, которая произошла со мной, когда я был чуть старше тебя?
- Нет, ты мне так и не захотел рассказывать, помнишь?- Вытирая слёзы, ответила Катя.
- Значит, сейчас я тебе расскажу. Или может, лучше спать ляжешь?
- Ну уж нет! Когда потом ты ещё соберёшься рассказать!? – Решительно ответила она.
- Хорошо … ну так вот … ».
И тут я понял, что эта какая-то чушь и стоит писать вообще на другую тематику. В голову пришло писать философского уклона книгу, а не это низкопробное, бульварное чтиво. К тому же философия мне лучше давалась, и тогда я определился именно на этом.
В целом смешно звучало писать книгу философского уклона в стенах психиатрической больницы. Как-то само себя характеризовало, но в этом может и была самая фишка. Так можно будет сравнивать различия между теми, кто здесь и теми, кто снаружи, увидеть стремления, цели и многое другое. К тому же все что мне нужно это просто наблюдать и записывать, делая выводы, сравнивая различия, выискивая лучший жизненный уклад. Имея два мира, можно сделать больше выводов, чем находясь лишь в одном. Может нормальные люди, как раз здесь!? Кто знает.
Создав новую папку и файл, начал писать:
« Задавались ли вы вопросом, чем отличается внутренний мир человека находящегося в психиатрической лечебнице и ваш? Возможно ли то, что все представления относительно людей, по мнению большинства не являются годными к тому, чтобы закрыть их в стенах больниц и лишить той жизни, которой бы они хотели. Чем мы отличаемся от них? Где стоят права человека в этом случае. Не все совершившие преступления в помутнении рассудка находятся здесь, но и не все находящиеся здесь являются больными, поскольку есть лица приходящие самостоятельно и на добровольной основе.
Все мы судьи, когда речь доходит до другого человека и адвокаты когда речь касается самих себя. Правильно ли мы поступаем? Или не далеко от звериного, от которого так открещиваемся, считая, что существа разумные и при этом превыше иных форм жизни. Все великие были не с той нормой, которую выдвигает общество, а значит ли это, что мы живем по законам тех, кого без труда закрываем в психиатрических больницах!?
Может так называемые психически не нормальные люди, это скоп великих прецедентов за которыми стоит идти. Ведь так и Иисуса можно было бы закрыть, Л. Давинчи, Ницше и многих других, о которых история высокого мнения».
Так я писал еще пару страниц, подрывая веру в то, что действительно правильно, а ложное на самом деле может быть единственно верным.
В комнату неожиданно вошла не молодая медсестра, и мне пришлось прерваться. Я был не против этого, все равно писал, топчась на одном месте. Да и нужно наблюдать за заключенными в этих стенах и делать записи, а не строить текст исключительно на доводах.
Уже после того, как она ушла меня начало трясти, вновь пришла ломка. Казалось мир сошел сума, вырвало на пол несколько раз, прежде чем я сумел понять, где я. Выворачивало просто наизнанку, было ощущению, что я сейчас кишки выплюну. Все тело зудело, я бы душу дьяволу продал за дозу. Попытка выйти из комнаты не увенчалась успехом, дверь оказалась заперта снаружи, видимо врачи уже знали, что будет. В окно выбраться не вышло, рядом стоял наряд ППС. Представляю их лица, когда они увидели бы, как из психиатрии выбирается человек. Сразу бы скрутили и отвели в наркологию, что сильно мешало моим планом, хотя в тот момент я уже ничего не думал такого. Просто почему-то остановился, будто кто-то держал.
Запил таблетки и попытался думать о чем-нибудь отстраненном, но это невозможно, когда тебя жарят на адской сковородке. Все твои мысли достать, взять любым путем той дряни, что облегчит муки.
Я уперся головой в кровать и подушку положил сверху так чтобы попытаться не слышать ничего, даже своих мыслей. Этот вакуум сводит с ума и ты не знаешь когда он закончится. Я потихоньку чувствовал что отключаюсь.
- Просыпаемся, скоро завтрак! – Кричала за дверью медсестра.
Время было середина восьмого, встав с пола, отправился чистить зубы, предварительно взяв сигарет. Ведь не станешь сначала чистить, а потом курить. К тому же со вчерашнего дня не подвергал себя этому делу.
Выйдя из палаты, увидел людей, что находились на лечении. В целом они отличались от всех остальных, но оставались точно такими же. Контингент был преклонного возраста и из-за разделения по половым признакам, здесь я видел только мужчин и стариков. Ну и пару юношей попалось. Одежда на них была старая, а на половине одинаковая, что говорила о том, что здесь ее выдают. Это был костюм в виде пижам белого цвета с тонкими полосками разноцветных линий направленных перпендикулярно телу.
Разговора как такового не было и в основном это было что-то вроде типичного утра, когда не хочется говорить.
Зайдя в туалет, я будто попал в место, где снимают фильмы ужасов. Передо мной располагался трех метровый коридор, шириной в метра полтора, в конце левого угла, которого находился дверной проем. Он выводил на две раковины и служил соединением между самим туалетом - по левую руку и душевую - по правую. Стены были с небольшим количеством плитки, в отверстиях которых покоился пепел. Потолок желтый от постоянного курения и вентилятор в коридоре, который не мог справиться со столь интенсивным курением.
Люди здесь не особо разговаривали и зачастую в порядке очереди умывались, чистили зубы и просто курили.
Спешить, с кем-то разговориться, я не желал, сейчас меня в большей степени одолевало желание новой дозы, от которой я всячески пытался отвертеться в своих мыслях. Нервно курил и напоследок, умылся холодной водой.
- Дай! Дай! – Подойдя ко мне, твердил старик.
- Сигарету? – Ответил я.
- Дай, дай! – Кивая головой, вновь произносил он.
Открыв пачку и дав ему желаемое, отправился в комнату. А старик, упиваясь, втягивал дым, сидя на лавке в коридорчике.
Особой разницы я так и не заметил, разве что спокойствие и тихий обыденный режим для них. Для меня же было не совсем еще ясно, что здесь и как обстоит. Некоторые вещи были не совсем понятны, и стоит ли оставаться в спокойствие, когда один из них находится за спиной.
На завтрак давали яйцо, манник и кефир. На вкус было не дурно, а может я просто забыл, что такое нормально покушать. Очередь была такой же спокойной в столовой, размером всего лишь 4х4 метра. В центре стены висел выключенный телевизор, кухарки смеялись за стеной, а я боролся со своими демонами. Скажем так, все жило своей размеренной жизнью.
Позавтракав, мне стало поспокойней, вероятно в кефир или же манник добавили успокоительное в малых дозах. Я был только за это, поскольку спокойствие мне было очень нужным сейчас. Уже у себя в комнате взяв мандарин, я расположился у окна и отрешенно разглядывал улицу. Тротуар вдоль дороги и деревья между ними смирно стояли, качаясь на ветру, под окном было что-то вроде не большой огороженной территории, для того чтобы на ней можно было садить цветы, но их там не было. Вероятно, об этом заботиться было некому, и земля отдыхала от рук человека. Редкий прохожий заглядывал в окна психиатрии и еще более редко проезжали машины.
Я открыл окно, и свежий воздух с теплотой затронул мое лицо. Стало легче, насколько это было возможно в моей ситуации.
- Доброе утро! – Произнес Игорь Владиславович.
- Доброе. – Ответил я.
- Как вы себя чувствуете?
Скрывать свою ломку я хоть и хотел, поскольку не привык просить и жаловаться кому-то, но сказать нужно было. Иначе кто знает что будет.
- Сейчас лучше, но вчера ночью была ломка.
- Как долго она длилась?
- Я не знаю. Мне показалось целую вечность.
- К вам скоро подойдет медсестра и поставит капельницу, а вы кушайте витамины, - ответил он. – Я к вам попозже еще загляну.
- Угу, - кивая головой, произнес я.
Немного позже пришла сестра и поставила капельницу. Я глядел в потолок, пытаясь там найти ответы, на те вопросы, что приходят в голову, когда стареешь. Что я после себя оставлю, продолжится ли мой род позже, ведь я был единственным ребенком в семье и пока у меня, у самого нет детей. Так что мне было, зачем жить. Как я мог так свернуть раньше времени, почему я превратил свою жизнь в сраный кошмар, основанный на экспериментах над самим собой?
Люди ошибочно считают, что задумываешься о жизни только когда стареешь. Причина вовсе не в этом кроется, всему виной преддверье смерти. Ты понимаешь, что времени совсем нет и твоя жизнь, скоро закончится, именно поэтому в старости наблюдаешь за людьми, смотришь на них, как они торопятся. Ты не учишь их, когда знаешь, что тебе осталось немного, просто стараешься уловить последние часы, минуты, секунды времени отведенные тебе. Делясь с окружающими своим временем, которого с каждой секундой все меньше.
Автору тяжело дописывать свой труд, художнику дорисовывать картину, музыканту доигрывать мелодию, если это последнее, что после них останется. Все кажется не таким идеальным. Знаешь, что таким тебя запомнят поколения, если о тебе вспомнят.
Говорят, человек чувствует, когда умрет сначала за 3 года, затем за 3 месяца, после же за 3 дня. Сейчас видимо последнии 3 месяца моих. За это время нужно написать книгу и оставить после себя то, что могло бы сказать обо мне. Этого мне хочется, возможно, больше всего сейчас. Теперь я не тороплюсь, никуда. Все должно быть там, где ему место, наверно это не мой мир. Я никогда не считал его своим, не тогда когда отец насиловал мать, не тогда когда безответно влюбился, не вчера ночью когда пришла ломка. Вся моя жизнь сплошная череда разочарований, которым я рад. Странно возможно, но это так. Именно так знаю, чего я стою и кому достанусь. А именно холодной земле в деревянной коробке, за то дерьмо, что творил в отведенное мне время. Сам себя наказал той болью, что имею.
Впитав в себя раствор из капельницы, отправился в туалет. Зайдя внутрь него, я не заметил защелки. Полтора на метр комнатка была не запираема, это меня явно не радовало. Любой мог ворваться и помешать. Хотя это правильно, иначе кто-нибудь может закрыться и не выходить. Придется звать слесаря, а тут как-то размыты те нормы, что имеет мир за стенами. Так что даже если буду замечен, ничего плохого.
В курилке я пускал дым в потолок, душевно больные меня будто не замечали. Не было того сверлящего взгляда, что можно встретить на улице. Оценочного прощупывания глазами от лица до ног. Все живут своей жизнью, тем режимом, что написали врачи.
В комнате меня ждал доктор со своими вопросами.
- Как сейчас вы себя чувствуете? – Поинтересовался он.
- Общая вялость и такое ощущение, что жить мне осталось не много.
- Очень хорошо, вы идете на поправку. – С добродушной улыбкой произнес. Я не знаю, ложь это во благо была или еще что, но мне стало легче. Может всему виной то, что оказался, услышан хоть и врачом.
- Я хочу к вам подселить человека. Это поможет не застревать со своими демонами. К тому же, я считаю, вам нужна компания, а то так и свихнуться не долго, особенно в психиатрической больнице.
- Ну, если это поможет, то подселяйте. Но, главное условие, чтобы он не мешал, когда я пишу. – Ответил я.
- Превосходно, после обеда он к вам придет, - встав с кровати, сказал доктор. – Уверен, вы подружитесь.
Друзья!? Я сторонился этих людей, однажды оказавшись жестоко преданным, закрылся от мира и с тех пор никого внутрь не пускал. Мне лучший собеседник была книга, и слова Р. Декарта были очень кстати:
Чтение хороших книг — это разговор с самыми лучшими людьми прошедших времен, и притом такой разговор, когда они сообщают нам лучшие свои мысли.
Именно Декарт мне был более близок, чем кто либо, другой. Он не предаст, потому что давно отжил свой век, он умен и не изменит своих взглядов, поскольку первый случай бетонируют все остальные железной неизменностью.
Я открыл ноутбук и сел на подоконник, чтобы продолжить писать.
Комментарии:
Нет комментариев